Форум » Жизнь Пушкина » Лицей » Ответить
Лицей
Сверчок: Первый выпуск Императорского Царскоселького Лицея: 1. Бакунин Александр Павлович (1.VIII.1799 - 25.VIII.1862) - комната №42. Прозвище неизвестно 2. Броглио Сильверий Францевич (20.VI.1799 - 1820-е гг.) - комната №31. Прозвище: Маркиз, Граф 3. Вольховский Владимир Дмитриевич (1798 - 7.III.1841) - комната №11. Прозвище: Суворочка, Суворчик, Sapientia 4. Горчаков Александр Михайлович (4.VII.1798 - 27.II.1883) - комната №30. Прозвище: Франт, Дипломат 5. Гурьев Константин Васильевич (1800 - ок.1833) - комната №40, исключен в 1813г. 6. Гревениц Павел Федорович (17.V.1798 - 10.V.1847) - комната №16. Прозвище: Бегребниц 7. Данзас Константин Карлович (1801 - 3.II.1870) - комната №29. Прозвище: Медведь, Кабуд, Осада Данцига 8. Дельвиг Антон Антонович (6.VIII. 1798 - 14.I.1831) - комната №33. Прозвище: Тося, Султан, Мусульманин 9. Есаков Семен Семенович (1798 - весна 1831) - комната №37. Прозвище неизвестно 10. Илличевский Алексей Дамианович (28.II.1798 - 6.X.1837) - комната №17. Прозвище: Олесенька 11. Комовский Сергей Дмитриевич (1.VII. 1798 - 8.VII.1880) - комната №35. Прозвище: Лиса, Лисичка, Смола, Фискал 12. Корнилов Александр Алексеевич (28.IV.1801 - 5.VIII.1856) - комната №19. Прозвище: Сибиряк, Мосье 13. Корсаков Николай Александрович (1800 - 26.IX.1820) - комната №43. Прозвище неизвестно 14. Корф Модест Андреевич (11.IX.1800 - 2.I.1876) - комната №8. Прозвище: Дьячок-мордан (от фр. «mordant» - кусака), Модинька 15. Костенский Константин Дмитриевич (1797 - 13.XI.1830) - комната №36. Прозвище: Старик 16. Кюхельбекер Вильгельм Карлович (10.VI.1797 - 11.VIII.1846) - комната №38. Прозвище: Кюхля 17. Ломоносов Сергей Григорьевич (1799 - 13.X.1857) - комната №20. Прозвище: Крот 18. Малиновскиий Иван Васильевич (1796 - 10.II.1873) - комната №7. Прозвище: Казак 19. Мартынов Аркадий Иванович (1801 - 2.V.1850) - комната №34. Прозвище неизвестно 20. Маслов Дмитрий Николаевич (21.X. 1796 - 13.II.1856) - комната №18. Прозвище: Наш Карамзин 21. Матюшкин Федор Федорович (10.VII.1799 - 16.IX.1872) - комната №12. Прозвище: Федернелька, Голландец, Плыть хочется 22. Мясоедов Павел Николаевич (1799 - 3.ХI.1868) - комната №41. Прозвище: Меринос, Глупон, Мясожеров, Осло-Домясов 23. Пушкин - комната №14. Прозвище: Француз, Обезьяна, Егоза 24. Пущин Иван Иванович (4.V.1798 - 3.IV.1859) - комната №13. Прозвище: Большой Жанно, Иван Великий 25. Ржевский Николай Григорьевич (1800 - ХI.1817) - комната №9. Прозвище: Дитя, Кись 26. Саврасов Петр Федорович (1799 - 23.VII.1830) - комната №15. Прозвище: Рыжий, Рыжак 27. Стевен Фридрих Христианович (1797 - 1.VIII.1851) - комната №10. Прозвище: Швед, Фрицко 28. Тырков Александр Дмитриевич (1799 - 7.ХI.1843) - комната №32. Прозвище: Курнофиос, Курносый Кеп, Кирпичный Брус, Цап 29. Юдин Павел Михайлович (1798 - 28.I.1852) - комната №6. Прозвище неизвестно 30. Яковлев Михаил Лукьянович (19.IX.1798 - 4.I.1868) - комната №39. Прозвище: Паяс, Паяс №№200, Комедиант, Буфон
Лепорелла: Зато замечателен своей верностью и выразительностью психологический портрет В.К. Кюхельбекера: «Читал все на свете книги обо всех на свете вещах; имеет много таланта, много прилежания, много доброй воли, много сердца и много чувства, но, к сожалению, во всем этом не хватает вкуса, такта, грации, меры и ясной цели. Он, однако, верная, невинная душа, и упрямство, которое в нем иногда проявляется, есть только донкихотство чести и добродетели с значительной примесью тщеславия. При этом он в большинстве случаев видит всё в черном свете, бесится на самого себя, совершенно погружается в меланхолию, угрызения совести и подозрения и не находит тогда ни в чем утешения, разве только в каком-нибудь гигантском проекте. В детстве он страдал пляской св. Витта. Его отец умер от чахотки, которая угрожает и ему». Отзыв Энгельгардта об А.А. Корнилове в общем благоприятен, но рисует его как юношу, ничем не примечательного. Корнилов «нашел способ так же, как Ржевский, остаться совершенно невинным ребенком. Ни на одно мгновение не может оторваться от забав. В своей наружности он очень небрежен, а в поведении до неуклюжести невоспитан. Он не умен, но имеет хорошую память и делает в формальных науках довольно значительные успехи. Характер у него открытый и чрезвычайно добродушный». Совсем иначе, с явной заинтересованностью, написана характеристика С.Г. Ломоносова, личности незаурядной. Еще находясь в лицее, Ломоносов познакомился с Карамзиным и бывал у него вместе с Пушкиным, находился в переписке с В. Л. Пушкиным и П. А. Вяземским. В отзыве Энгельгардта одобрительно говорится об увлечении Ломоносова историей и политикой (на это же указывал и лицейский профессор истории И. К. Кайданов): «Очень интересный юноша, не то, чтобы гениальный, но всё же выдающийся талант. По истории он идет превосходно. Политикой интересуется очень живо. Очень словоохотлив и умеет обычно направить разговор на наиболее высокие интересы человечества, затем свободно перескакивает с предмета на предмет, касаясь главным образом поверхности, отчасти из юношеского легкомыслия, а может быть, также потому, что он раньше воспитывался французами. Его существо одухотворяет прекрасное религиозное чувство, которое иногда проявляется очень трогательно. Он любит людей, несомненно, больше, чем все остальные (до сих пор, по крайней мере), и часто думает о том, каким образом он м.б. для них наиболее полезен. От этого он всегда полон проектов и предложений, направленных обычно на преобразование армий, новые порядки в министерстве, другое управление финансами и т. п.». Выдающиеся способности Ломоносова сказались в его дальнейшей биографии: он служил секретарем русского посольства в Америке, потом во Франции, был послом в Бразилии, Португалии, Нидерландах. Нет оснований думать, что в лицее Ломоносов принадлежал по своим политическим взглядам к наиболее передовой группе лицеистов: его карьера, сохранившиеся письма говорят, что он и не хотел плыть «против течения». Но всё же Ломоносов ярко выделялся широтой своих интересов, образованностью, умом среди многих сверстников — типичных отпрысков дворянской бюрократии.
Лепорелла: После характеристики Ломоносова особенно язвительным кажется отзыв о П.Н. Мясоедове, воспитаннике, который за свою тупость и умственное убожество служил у лицеистов предметом постоянных насмешек. Вот что писал о Мясоедове Энгельгардт: «Никто так хорошо и элегантно не одевается, никто так изящно не разглаживает своей челки. Никто не умеет так изящно пользоваться своим лорнетом, никто не хотел бы так, как он, уже сейчас стать гусаром, но никто меньше его не пригоден и не имеет охоты к серьезным занятиям. Так как он всё же исключительно высокого мнения о себе и о своих познаниях, то при выговорах он, где только смеет, бывает груб и у гувернера и инструктора происходят с ним иногда сцены». О проницательности Энгельгардта как педагога, так быстро разглядевшего облик «Мясожорова» (лицейское прозвище Мясоедова), свидетельствует простое сравнение этого отзыва с рядом официальных лицейских характеристик, где мы читаем: «Весьма самолюбив, горяч, привязчив, груб, насмешлив; впрочем, признателен, услужлив, прилежен» или: «не слишком счастлив способностями, но его прилежание заменяет многое». О Д.Н. Маслове из отзыва Энгельгардта мы узнаем, что он «имеет большие способности к литературе и математическим наукам и сделал в математике значительные успехи. Он скромен и больше всех остальных близок к возмужанию. Говорит мало и плохо и охотно уединяется. Когда он считает себя обиженным, скрывает свое недовольство. Я думаю, что в нем довольно много гордости и самомнения. Его поведение было всегда исключительно осторожным и совершенно безупречным». О Маслове в лицейской песне говорилось: Просвещеньем Маслов светит, / В титулярство Маслов метит.13 И действительно, Маслов при выпуске получил чин титулярного советника. В лицее он примыкал к группе передовых лицеистов, но вел себя очень осмотрительно и осторожно во всех конфликтах (в частности, во время известного столкновения с инспектором М. С. Пилецким). После окончания лицея участвовал в «Журнальном обществе» Н. И. Тургенева, обществе, созданном для издания политического журнала, и читал на одном из собраний статью о статистике. Но «либеральный дух» Маслова быстро испарился, и он преуспевал на службе, постепенно украшаясь орденами и дойдя до чина тайного советника. К числу отзывов, где проницательность изменила Энгельгардту, относится отзыв об И. В. Малиновском, сыне первого директора лицея В. Ф. Малиновского: «При очень добром сердце и довольно хороших способностях он во всем проявляет большую небрежность, дурно ведет себя по отношению к своим товарищам, начальникам и проявлял это даже по отношению к своему отцу. Он совершенно не может заставить себя сдержаться, и его можно привести в себя с исключительным трудом, тогда он с искренним раскаянием признает свою вину, но, к сожалению, его величайшее легкомыслие тотчас же вытесняет самые лучшие намерения. Насколько мне известно, он ни в одном предмете не сделал значительных успехов». Здесь внимание обращено главным образом на озорной, пылкий нрав Малиновского. Об этом, правда, говорит и Пушкин в «Пирующих студентах»: А ты, повеса из повес, На шалости рожденный, Удалый хват, головорез, Приятель задушевный... За вспыльчивость и необузданность лицеисты прозвали Малиновского «казаком». Казалось бы, что Энгельгардт должен был обратить больше внимания на те свойства Малиновского, которые он кратко обобщил словами о его «очень добром сердце» и которые впоследствии выразились в теплом отношении «казака» к осужденным декабристам, в дружбе с И. И. Пущиным, в беспрестанных столкновениях с закоренелыми крепостниками-помещиками на Украине. Но в первые месяцы директорства Энгельгардта в лицее его сближению с сыном покойного директора, по всей вероятности, мешала и ревность сына к преемнику своего отца.
Лепорелла: Поражает своей односторонностью отзыв Энгельгардта об И. И. Пущине, с которым впоследствии, как мы уже упоминали выше, он был связан взаимной многолетней дружбой (она продолжалась и даже укрепилась после того, как Пущин был осужден за участие в восстании декабристов). В характеристике Пущина Энгельгардт обращает внимание только на любовные увлечения этого лицеиста и выступает здесь как «блюститель нравственности».14 «Несчастливые семейные обстоятельства произвели на него тяжелое впечатление, — говорит о Пущине Энгельгардт. — С некоторого времени он стал прилагать чрезвычайно много усилий к тому, чтобы заинтересовать собой особ другого пола, писал исключительно жалостливые письма и старался изобразить из себя настоящую трагическую фигуру благодаря своему несчастию, которого он, однако, ясно не обрисовывал. Одно такое письмо попало мне в руки и мой долг заставил меня поговорить серьезно и внушительно с этим, таким в сущности, хорошим молодым человеком о его ошибке и сказать ему о неправильности его точки зрения. Дружеский совет произвел, по-видимому, желаемое впечатление, но вскоре повторный случай подобного рода показал совершенно обратное. Как ученик, он вдумчив, способен, внимателен и прилежен, но всё же кажется, что он не проявляет определенной склонности к какой бы то ни было науке». В дальнейшем, узнав Пущина ближе, Энгельгардт развил свое мнение о благородных чертах его натуры, о его высоком моральном облике. Именно таким предстает Пущин в обширной переписке Энгельгардта 20—50-х годов с бывшими лицеистами. [Вслед за отзывом о Пущине дан отзыв о Пушкине, занимающий двадцать третье место. Мы выделяем его в конец нашей публикации.] В приведенном выше отзыве о Корнилове Энгельгардт сравнивает этого лицеиста с другим, Н. Г. Ржевским. И в самом деле, подобно Корнилову, Ржевский ничем не был замечателен. Это – «хорошее сердечное дитя, но, к сожалению, дитя, и он им всегда останется в отношении наук, по крайней мере по сравнению с многими из своих соучеников. У него ни в какой мере нет недостатка в талантах, и, если бы он был в младшем классе вместо старшего, он, может быть, стал бы очень хорошим воспитанником. В обращении со своими товарищами он очень миролюбив, по отношению к начальникам послушен, вежлив и очень доверчив, класс, полный Ржевских, был бы для нас не плох, но ему в этом классе приходится довольно туго». Своеобразным поэтическим комментарием к этому отзыву может служить шуточная эпитафия-акростих, сочиненная в лицее и имевшая в виду именно Ржевского: Родясь, как всякий человек, Жизнь отдал праздности, труда, как зла, страшился, Ел с утра до ночи, под вечер спать ложился; Встав, снова ел да пил, и так провел весь век. Счастливец! На себя он злобы не навлек; Кто, впрочем, из людей был вовсе без порока? И он писал стихи, к несчастию, без прока.
Лепорелла: К совершенно бесцветным, ничем не примечательным фигурам принадлежали три воспитанника, характеризуемые далее Энгельгардтом, — Стевен, Саврасов, Тырков. И здесь проявляется его отрицательное отношение к тем юношам, которые (даже если успевают в науках) не воодушевлены никакой целью, лишены инициативы, широких интересов. Таков будущий выборгский губернатор Ф. X. Стевен: «Очень добродушный и притом деятельный ученик. Не имея выдающихся способностей, он, благодаря своему прилежанию, принадлежит к лучшим ученикам. Осторожный и скромный в поведении, он редко подвергается наказаниям. Впрочем, в его физическом облике есть что-то беспомощное и тяжеловесное, что, по-видимому, мешает и каждому его духовному порыву». Таков по существу и П. Ф. Саврасов, который запомнился товарищам только своей ярко-рыжей шевелюрой и длинным носом: «Совершенно чистый и неиспорченный мальчик, который с момента своего поступления показал себя таким скромным, добродушным и миролюбивым, что покорил как всех учителей, так и учеников. За всё это время он ни разу не был наказан, и я думаю, что он вряд ли получил хоть у кого-нибудь выговор. Он любит чистоту и порядок. В науках ничем не выделяется, но всё же он очень хороший ученик». Но если Саврасов вообще ничем не выделялся, то прямое сопротивление своей пошлостью вызывал А. Д. Тырков (лицейское прозвище «кирпичный брус»). Об этом говорит и Энгельгардт: «Его прежним воспитанием, должно быть, очень пренебрегали, так как на нем лежит печать пошлости. Велика его беспомощность, велико его невежество во всем. Но в нем нет совершенно ничего плохого, и, я думаю, он бы охотно что-нибудь совершил, если бы ему в этом постоянно не препятствовала его убого одаренная натура». После окончания лицея Тырков некоторое время служил в конно-егерском армейском полку, но уже в 1822 году вышел в отставку и коротал время за разведением кур, гусей и уток. Конец жизни Тыркова был также отмечен, при всей своей трагичности, доходившей до комизма глупостью. Тыркова постигла психическая болезнь, но и эта болезнь была у него в формах какой-то тупой обыденщины: запершись в комнате, он методично вырезывал бумажки и пускал их по ветру.
Лепорелла: Ценные сведения содержит запись Энгельгардта, посвященная М.Л. Яковлеву, юноше, обладавшему многосторонними дарованиями, любимцу лицеистов, впоследствии ставшему «лицейским старостой» (он был ревностным организатором празднований лицейских годовщин, хранителем архивов пушкинского выпуска лицея). О нем Энгельгардт писал: «Талантлив во всем, особенно же в риторике, мимике и музыке. Ему очень нравится подражать другим как во внешности, так и в научных занятиях. Здесь он заходит так далеко, что не может скрыть своего стремления к подражанию даже от тех, кому он подражает или кого передразнивает. Теперь его поведение в общем хорошо, прежде оно было небезупречным; его сердце отзывчиво. Так как он уделяет людям много внимания, то надо предполагать, что он не очень хорошо приспособится к свету. У него есть склонность к сатире, но несравненно меньшая, чем у Пушкина. В науках он предался своего рода литературному патриотизму. Этот протест против чужого легко принимает у него значение чего-то важного. Филология его интересует в целом не так, как это можно было бы ожидать при его риторических стремлениях». Особенный интерес представляет замечание Энгельгардта о «литературном патриотизме» Яковлева и его способности к сатире. Что же касается замечания о страсти Яковлева к «подражанию» и о его таланте в «мимике», то здесь имеется в виду исключительный дар имитации, его умение, восхищавшее современников, воспроизводить не только манеры, походку, но даже голоса и интонации самых разных людей. Яковлев М.Л. (19.IX.1798-4.I.1868). Прозвище: Паяс, Паяс №№200,Комедиант, Буфон К П. М. Юдину относится последняя запись Энгельгардта: «Он был, особенно вначале, так мягок и так чувствителен, что редкий день проходил без того, чтобы он в классе не проливал слез то из-за пустячного выговора, то из-за того, что его не вызвали, то из-за какой-нибудь еще менее уважительной причины. Учителя очень ценят его охоту к учению и его кротость. Он, хотя и медленно, сделал очень заметные успехи, его настойчивость неутомима, а его поведение постоянно совершенно безупречно. В его душе цветет прекрасный идиллический мир, явление в сущности у молодых людей его возраста не редкое, особенно же в классе, в котором он находится. Этот мир невинности довольно мило выражается в его маленьких сочинениях. От своих соучеников он отстраняется, из робости не очень легко вступает с кем бы то ни было в длительную беседу. Эта наклонность к отдалению и уединению могла при недоброжелательных внешних взаимоотношениях легко перейти у него в меланхолию. Своих родителей он любит с величайшей нежностью». Характеристика «чувствительности» Юдина, погруженного в «идиллический мир», существенна для понимания пушкинского «Послания к Юдину» (1815): Пушкин, применяясь к адресату, восхвалял в этом стихотворении идиллический мир сельского уединения, где можно "Вдали столиц, забот и грома / Укрыться в мирном уголке..." Слова Энгельгардта о «маленьких сочинениях» Юдина дают основание причислить этого лицеиста к кругу воспитанников, причастных к литературному творчеству.
Лепорелла: Поиски в Инете привели к удручающему результату в смысле "необнаружения" портретов (хотя бы зарисовок) лицеистов: две трети того исторического набора/выпуска остались обрисованы только на словах. Если у кого в каких архивах, сундуках, альбомах что-либо вдруг обнаружится - очень просим предоставить на время, разумеется, ксерокопии бесценных реликвий, могущих пролить дополнительный свет на наши весьма туманные представления (далёкие, конечно же, от истинных) о давно минувших днях нашей общей истории и культуры. Да. Все приглашаются к ативным действиям - в смысле дополнений, обсуждений, опровержений. Короче: к диалогу!
Арина Родионовна: ДОРОГИЕ МОИ! Я ПОЗДРАВЛЯЮ ВСЕХ С ЛИЦЕЙСКИМ ДНЁМ!!! ПОДНИМЕМ БОКАЛЫ И СДВИНЕМ ИХ РАЗОМ!
Лепорелла:
Кочубеевна:
Кочубеевна: Арина Родионовна пишет: ДОРОГИЕ МОИ! Я ПОЗДРАВЛЯЮ ВСЕХ С ЛИЦЕЙСКИМ ДНЁМ!!! ПОДНИМЕМ БОКАЛЫ И СДВИНЕМ ИХ РАЗОМ! До здравствуют музы! До здравствует разум!
Кочубеевна: Лепорелла пишет: Если у кого в каких архивах, сундуках, альбомах что-либо вдруг обнаружится - очень просим предоставить на время, разумеется, ксерокопии бесценных реликвий, могущих пролить дополнительный свет на наши весьма туманные представления (далёкие, конечно же, от истинных) о давно минувших днях нашей общей истории и культуры. А-а-а-апчхи! (От архивной пыли). Что-то мне моя память подсказыват о наших домашних архивах. Помню лица. Много. И вроде бы это был Лицей. На выходных поищу.
Борода: Сейчас не помню кто, но кто-то сказал в форме, что лицейский период жизни Пушкина изучен наиболее подробно. Не спорю, возможно, так оно и есть. Но найти такие публикации – задача не из простых. Поэтому хочу поблагодорить Лепореллу за подборку о Лицее и лицеистах, которую читал со всё возрастающим интересом. И, уверен, не только я один. А что если такие неплохо проработанные материалы систематизировать, объединять и помещать в специальный раздел?
Сверчок: Думаю, что со временем возникнет сайт на основе форума (а не наоборот, как обычно бывает). Вот там и разгуляемся!
Лепорелла: Спасибо, Борода, спасибо... В том смысле, что было б правильно, если бы: кто-то из москвичей рассказал о детстве, собственно, Саши Пушкина, а кто-то ещё [ тут все начинают озираться по сторонам света в поисках подходящей кандидатуры - шутка ] о годах Южной ссылки (до Михайловского). Тогда бы я отважился/попытался подобрать существенный материал по 3-летию 1817-20 гг. и - "достоин ли, смогу ль?" - сработать "Декабристский Витраж", но уже со своими скромно вымученными вкраплениями. "Михайловское" я бы вообще не трогал: на мой спокойный взгляд в беседах о нём нужно вести сугубо литературоведческий разговор (если соседские барыни и девки не помешают). А вот после "Михайловского" интересней для всех и правильней со многих точек зрения было, если бы участники форума высказались (желательно "с бумагами в руках") о том, до чего они, как им представляется сегодня, уже "дошли", т.е. куда другому - случайным образом - забраться было бы весьма невероятно.
Кочубеевна: Бакунин Александр Павлович (1799-1862) Рисунок О. А. Кипренского. 1813г. Данзас Константин Карлович (1801-1870) Рисунок неизвестного художника, 1830-е гг. Дельвиг Антон Антонович (1798-1831) Литография В. Лангера Есаков Семен Семенович (1798-1831) С портрета неизвестного художника. Комовский Сергей Дмитриевич (1798-1880) Акварель неизвестного художника, 1810-е гг. Горчаков Александр Михайлович (1795-1883) Акварель Ф. Верне, 1817г. Яковлев Михаил Лукьянович (1798-1868) Рисунок неизвестного художника, 1810-е гг. Продолженіе слђдуетъ.
Кочубеевна: КОРФ Модест Андреевич граф (10.11.1800, Петербург- 2.01.1876, там же), гос. деятель, историк, дир. ПБ в 1849-61. Из старинного дворянского рода. 19 окт. 1811 принят в Царскосельский лицей, к-рый окончил в 1817 с серебр. медалью. Службу Корф начал 25 июня 1817 в канц. М-ва юстиции, был переводчиком. В течение двух лет был пом. ред. в Комис. сост. законов, а затем ред. В 1818-22 появились его ст. в журн. "Сын отечества", "Соревнователь", "Сев. арх.". С 1 дек. 1819 сотр., а с 24 мая 1820 д. чл. ВОЛРС; был также почет, чл. Моск. о-ва любителей коммерч. знаний и Курляндского о-ва лит. и художеств. В результате увлечения проблемой экономии в умств. и лит. работе опубликовал кн. "Графодромие или искусство скорописи. Сочинение г. Астье. Переделанное и примененное к русскому языку бароном М. Корфом". В 1823 перешел в М-во финансов чиновником особых поручений, а потом начальником отд-ния в Деп. разных податей и сборов. В 1824 назначен чиновником особых поручений в Комис. сост. законов. В 1825 был управляющим делами двух к-тов: для приискания способов к улучшению состояния городов и для уравнения земск. повинностей. 4 апр. 1826, после упразднения Комис., был переведен ст. чиновником во вновь созд. II отд-ние собств. е. и. в. Канд., где работал под руководством М. М. Сперанского 5 лет, не прерывая связей с М-вом финансов, был вице-дир. Деп. разных податей. В 1830 вышло "Полное собрание законов" в 45 т., в кон. 1832 появился "Свод законов" в 15 т., из к-рых 5 т. подготовил К. Сперанский рекомендовал Николаю I кандидатуру Корфа на должность управляющего делами К-та министров. 6 мая 1831 К. назначен "исправлять" эту должность, а 11 янв. 1832 утвержден в ней. Вскоре он стал лично известен Николаю I. Имп. видел в Корфе преемника Сперанского, говоря, после смерти последнего в 1839: "твое дело оставаться верным его школе; действуй в духе и правилах покойного - и мы останемся всегда друзьями..." Будучи управляющим К-та министров, Корф составил "Опыт общего обозрения всех частей государственного управления за 1831 год" (неопубл.). В 1834 он статс-секр., в 1839 назначен на должность гос. секр. и был на этой должности до апр. 1843, когда был определен в чл. Гос. совета с сохранением звания статс-секр. Приглашался участвовать во многих гласных и секретных к-тах. В результате представл. Корфу докладной записки о вредном влиянии "Отеч. зап." и "Современника" Николаем I был создан 2 апр. 1848 Негласный к-т "для постоянного надзора за духом и направлением" печати, в к-ром Корфу "повелено быть членом", а с 1853 - пред. В 1840-х преподавал юрид. науки вел. кн. Константину Николаевичу и др. вел. князьям. В 1842 под руководством Корфа была составлена история Гос. совета (до вступления на престол Александра I). По просьбе наследника, будущего имп. Александра II, с разрешения Николая I и под его ред. в 1848 К. напечатал в 25 экз. "Историческое описание 14 декабря 1825 года и предшедших ему событий". Второе изд. этой кн. также для узкого круга было напечатано в 1854. И только после помилования оставшихся в живых декабристов кн. под назв. "Восшествие на престол Императора Николая I" вышла для широкой публики (1857). Неоднократно публиковал ст. и заметки в "Рус. арх.", "СПбВед.", "Сев. пчеле", "Рус. старине", "ЖМНП" и др. изд. 18 окт. 1849 назначен дир. ПБ с оставлением в прежних должностях. К его приходу Б-ка находилась в упадке и требовала преобразований. 7 февр. 1850 ПБ перешла из М-ва нар. просвещения в упр. М-ва имп. Двора. В февр. же было утверждено подготовл. К. "Дополнительное об Императорской Публичной Библиотеке и Румянцевском Музеуме положение". В нем определены права и обязанности дир., его пом., а гл. - четко определено предназначение" Б-ки как "общая польза". 14 апр. 1850 К. утвердил выработ. совещанием б-рей правила внутр. распорядка, размещения кн. и ведения каталогов. Была упорядочена структура: фонд разделен на 17 отд-ний, к-рым был придан характер более или менее самостоят, в адм. отношении структурных частей Б-ки. Были выработаны правила каталогизации, установлена система каталогов: сист., краткий алф. указ., перечневой или инвентарь. Гл. каталогом принят сист. После 1854 во всех отд-ниях, кроме Ист. и Богослов., введена карточная форма каталогов. Введена "крепостная" расстановка кн. по факт, их величине. Большая работа была проделана по комплектованию. В 1851 впервые были ассигнованы спец. средства на покупку кн. Для правительств, потребностей покупались соч., относящиеся к революции 1848, изд. Вольной рус. типогр. А. И. Герцена. Корф выступил первым библиографом изд. Герцена, составив в 1859 "Реестр произведениям "Вольной русской печати" (с 1853 по 1857). По указанию дир. из "произведений русского книгопечатания" покупалось все отсутствующее в Б-ке. К кон. правления К. в Рус. отд-нии насчитывалось не менее 90% всего напечат. на рус. яз. с момента введения в России книгопечатания. По убеждению К., ПБ только тогда приобретет характер истинно нац. книгохранилища России, когда в ее составе будут кн. о России на всех яз. Отд-ние "Россика" было создано 1 авг. 1850 вначале из кн., собр. из всех отд-ний Б-ки, затем недостающие кн. приобретались не только в России, но, гл. рбр., через иностр. комиссионеров. К I860 в "Россике" было уже около 30 тыс. изд. Из традиц. путей комплектования огромный размах приобрели дары. В течение 1850-х было принесено в дар Б-ке около 90 тыс. кн. и период. изд. Б-ка регулярно получала от имп. "чрезвычайные" пособия на приобретение коллекций и кн.; по "высочайшим повелениям" ей передано знаменитое "Древлехранилище" изв. историка М. П. Погодина, собр. П. Ф. Коробанова, почет, кор. И. П. Каратаева, кн. из Эрмитажа и др. За время директорства К. собр. Б-ки выросло с 640 тыс. т. до 1 млн. Немало сил было потрачено Корфом на приведение в порядок неразобр. фондов, на орг-цию аукционов по продаже дублетов (1850- 54, 61), это принесло доп. св. 50 тыс. р. и освободило немало площади для новых поступлений. Активно избавлялся от "непрофильных" материалов (коллекций монет, медалей и т. п.) с передачей их в Эрмитаж, АН, Румянцевский музей, Моск. оружейную палату и др. учреждения. Корфу удалось сделать ПБ более доступной и более удобной для читателей. 1 дек. 1851 утверждены новые "Правила для посетителей". Читальный зал стал работать ежедневно с 10 ч. утра до 9 ч. вечера, по воскресным и праздничным дням - с 12 до 15 ч. В то время ПБ была единств. бесплатной б-кой в Петербурге, открытой для всех желающих, кроме учеников сред. учеб. заведений, нижних воен. чинов и слуг в ливреях. Читательский билет выдавался на год. Отменены ограничения в числе выдаваемых кн., но по-прежнему не выдавались запрещ. цензурой кн., а беллетристика выдавалась с разрешения дир. Для убыстрения получения кн. вместо общей тетради введены для записи запрашиваемых кн. "требовательные карточки". Кач-во обслуживания повысилось после введения с 1853 спец. деж. в читальном зале. По запросам читателей стали создаваться обширные списки лит., были установлены два "справочных стола". Начато стр-во нового корпуса под читальный зал, закладка к-рого состоялась 29 июня 1860. Зал был открыт 4 нояб. 1862 уже без К. Улучшению обслуживания читателей способствовало и то, что К. удалось решить назревший вопрос об увеличении численности библ. работников, получить право нанимать внештат. сотр. (вольнотр-ся), выполнявших осн. часть работы по обслуживанию. Вместо почет. б-рей был введен институт почет. чл. и кор. ПБ. Во всех помещениях Б-ки были организованы пост. выставки библ. редкостей, что помимо пропаганды Б-ки придало ей, по словам К., еще и функцию общеобразоват. музея.- Б-ка стала "открытою для всех посетителей справочною книгою". Продолжалась экскурс. работа для "любопытствующих". В газ. и журн. регулярно публиковались изв. о новых поступлениях, о всех нововведениях, о выставках. К. очень внимательно следил за ст. о Б-ке, полагая, что "беспристрастная гласность" и "уважение к общественному мнению" помогают ПБ идти вперед. Б-ка и ее фонды пропагандировались предпринятыми по инициативе К. изд. "Путеводителей", "Отчетов", каталогов отд. собр. С 1856 в "Отеч. зап." помещались списки поступившей в Б-ку отеч. лит. Изменения коснулись и внешнего облика ПБ. Была изменена система отопления: вместо гол. печей в книгохранилищах были устроены пневматич. печи в подвалах, сделана красивая новая мебель, установлены новые высокие стеллажи, на к-рых сделаны приступки и поручни, так что отпала необходимость в переносных лестницах. Полы покрыты паркетом, в залах появились портр., бюсты, гипсовые статуи, ковры. В 1857 для инкунабулов была отремонтирована одна из угловых комнат нижнего этажа, впоследствии получившая название "средневековая зала", а потом "Кабинет Фауста". 6 дек. 1861 Корф оставил пост дир. в связи с назначением главноуправляющим II отд-нием собств. е. и. в. Канц. В 1864-72 был пред. деп. законов Гос. совета. Связь его с Б-кой не прерывалась до конца жизни. Он был почет. чл. ПБ. По указанию Александра II зал Б-ки, где находилось Отд-ние "Россика" был назван "залой барона Корфа" и украшен портр. Корфа, писанным по заказу сотр. акад. К. А. Горбуновым. В день празднования 50-летия гос. службы К. Б-ка преподнесла ему отпечат. в двух экз. кн. под загл. "На память о 9-м июня 1867 г. Барону Модесту Андреевичу Корфу в день 50-летия его службы", в к-рой напечатаны поздравления на 30 яз. и ст.-восп. сотр. К. ежегодно дарил ПБ кн., рукописи, эстампы, принял деятельное участие в сост. и печатании каталога "Россика" в 2 т. 1 янв. 1872 К. уволен в отставку с пожалованием граф. достоинства. Награжден орденами Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого орла, Владимира 1-й, 2-й, 3-й и 4-й степеней, Анны 1-й степени и Анны с имп. короной, Станислава 1-й и 2-й степени. Имел чин д. т. сов. Похоронен на Никольском кладб. Александро-Невской лавры в Петербурге. Соч.: Графодромия, или искусство скорописи. Соч. г. Астье, передел. ... на рус. яз. бар. Модестом Корфом (СПб., 1820); Принц датский Иоанн в России. Происшествия 1602 (СПб., 1822); Барон Иоганн Альберт Корф, 1697-1766 (СПб., 1847); Историческое описание 14 декабря 1825 года и предшедших ему событий (СПб., 1848; 2-е изд. 1854); Высочайше утвержденные правила для посетителей имп. Публичной библиотеки 1 дек. 1851 (СПб., 1852); Восшествие на престол императора Николая I (СПб., 1857); Десятилетие императорской Публичной библиотеки (1849-1859): Зап., представл. государю имп. дир. Б-ки (СПб., 1859, в соавт. с В. В. Стасовым); Жизнь графа Сперанского. Т. 1-2 (СПб., 1861); [Записка о А. С. Пушкине] //Сб. ОРЯС. СПб., 1887. Т. 42, № 4; PC. 1889. Т. 89, авг.; Проект Указа о создании Главного Управления по делам книгопечатания //РА. 1896. Кн. 2, № 6; Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа //PC. 1899. Т. 98-100; 1900. Т. 101-03; 1904. Т. 117-18. Библиогр.: Книговедение. 1894. № 1, прил. Справ.: БСЭ; Брокгауз; Венгеров. Источники; Геннади; Иконников; Книговедение; Межов. История; НЭС; РБС. Лит.: Императорская Публичная библиотека в эпоху перехода в ведомство Министерства народного просвещения: (Крат, очерк ее прошедшего и настоящего). СПб., 1863; Барону Модесту Андреевичу Корфу в день пятидесятилетия его службы 9 июня 1867. СПб., 1867; 50-летний юбилей М. А. Корфа //СПбВед. 1867. 11 июня; БВед. 13 июня.; Сев. почта. 14 июня; СО. 15 июня; Beil. zur Allgem. Ztg. 26 Juni; SPb. Ztg. 15 Juli; Courier russe. N 26; Neuer Anz. fur Bibliogr. u. Bibliotekswiss. Sept. /Oct.; Бычков А. Ф. Граф Модест Андреевич Корф //Древ, и нов. Россия. 1876. Т. 1, № 4; Грот Я. К. Воспоминания о гр. Модесте Андреевиче Корфе //PC. 1876. Т. 15, кн. 2; Ста-сов В. В. Граф Модест Андреевич Корф: Биогр. очерк., 1800-1876 //Там же; Его же. Публичная библиотека и Эрмитаж при Александре I //HB. 1877. 11 дек.; Его же. Румянцевский музей: История его пер. из Петербурга в Москву в 1860-1861 гг. //PC. 1883. Т. 37, № 1; Корф Н. А. Из пережитого //Там же. 1884. Т. 42, май; Памятная книжка имп. Александровского лицея на 1886 год. СПб., 1886; Грот Я. Пушкин, его лицейские наставники и товарищи. СПб., 1887; Соболыциков В. И. Воспоминания старого библиотекаря //ИВ. 1889. Т. 38, окт.-нояб.; Стасов В. В. Собр. соч. СПб., 1894. Т. 3; Майков Л. Н. Пушкин в изображениях М. А. Корфа //PC. 1899. Т. 99, авг.-сент.; Чечулин Н. Д. Граф М. А. Корф: По поводу столетия со дня его рождения //НВ. 1900. 12 сент.; Несколько данных к истории книги бар. М. А. Корфа "Жизнь графа Сперанского": (Из бумаг акад. А. Ф. Бычкова) /Сообщ. И. А. Бычкова //PC. 1902. Т. 109, янв.- март; Кобеко Д. Ф. Имп. Царскосельский лицей: Наставники и питомцы, 1811-1843. СПб., 1911; Гастфрейнд Н. А. Товарищи Пушкина по имп. Царскосельскому лицею. СПб., 1912. Т. 1-2; Сыроечковский Б. Из записной книжки архивиста: Корф в полемике с Герценом //КА. 1925. Т. 3; Огарев Н. П. Избр. социал.-полит, и филос. произведения. М., 1952; Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955. Т. 1-2; М., 1960; Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1958. Т. 13; Ефимова (1); Хотяков (1); Lincoln W. В. The last years of the Nicholas system: The unpubl. diaries and memoirs of Baron Korf and gen. Tsimmerman //Oxford Slavonic Papers. 1973. Vol. 6; Голубева О. Д., Гольдберг А. Л. В. И. Соболощиков; Голубева О. Д. В. Ф. Одоевский. М., 1983; Эйдельман Н. Я. Герцен против самодержавия. М., 1984; Stuart M. A potent lever for social progres: The Imperial Public Library in the era of the great reforms //The Libr. quart. 1989. Vol. 59, N 3. 100-летие. С. 184-334. Некр.: Голос. 1876. 3, 6 янв.; БВед. 4, 7 янв.; СПбВед. 6 янв.; Газета А. Гатцука. 8 янв.; BE. Т. 1, № 2; Нар. шк. № 2, прил.; Отчет по Гос. совету за 1876. СПб., 1878. Прил. 2. Арх.: Арх. РНБ. Ф. 1, оп. 1, 1849, № 23; 1851, № 51. ОР РНБ. Ф. 380. Иконогр.: Портретная галерея русских деятелей. СПб., 1862. Т. 1; Морозов А. В. Каталог моего собрания русских гравированных портретов. М., 1913; Мюнстер; Московская изобразительная пушкиниана. М., 1986. Оригиналъ здесь.
Кочубеевна: Корнилов Александр Алексеевич (1801-1856) Кюхельбекер Вильгельм Карлович Рисунок Пушкина на черновой рукопичи "Евгения Онегина", 1826г. Ломоносов Сергей Григорьевич (1799-1857) Акварель К. Брюллова.
Лепорелла: Изумительно! Но... Где же объявленный в 11:34 «Данзас Константин Карлович (1801-1870) Рисунок неизвестного художника, 1830-е гг.»
Кочубеевна: Лепорелла пишет: Изумительно! Но... Где же объявленный в 12:34 «Данзас Константин Карлович (1801-1870) Рисунок неизвестного художника, 1830-е гг.» Дык!... Есть. Вон - между Бакуниным и Дельвигом. У Вас не открывается?
Лепорелла: Нет, потому как нечему и открываться.
полная версия страницы