Форум » Жизнь Пушкина » Пушкин и Кёнигсберг » Ответить
Пушкин и Кёнигсберг
marta: В нашем городе Пушкин никогда не был. Всем известно, что он был "невыездным". Можно было бы на этом и закончить свой рассказ, но есть примеры, которые вдохновляют. Я уже писала о книге М.Гайнуллина и В.Бобылёвой "Эстонская пушкиниана", есть книга "Итальянская пушкиниана" (не помню авторов, один из них, кажется ,Глушкова /или Глушакова/). Но Пушкина не бывал ни в Эстонии, ни в Италии. А читать эти книги интересно. На одной из веток уже зашёл разговор о великом кёнигсбержце - Иммануиле Канте. Он считал, что у человечества есть два благородных недуга: тоска по другим странам и тоска по родине. Тоска по родине - это ностальгия. А вот тоску по другим странам одним словом не назовёшь. Это тоска по чужбине. Запад притягивал современников Пушкина, а путь туда из России лежал через наш город, по Куршской косе, и многие из россиян, проезжавших через Восточную Пруссию, оставили воспоминания об этих краях. Не удивлюсь, если у Пушкина есть какие-то записи о нашем городе: он работал над Историей Петра, а Пётр 1 неоднократно здесь бывал и во времена Великого Посольства даже подписал свой первый дипломатический договор, который называют кёнигсбергским. В этом году (я уже также писала об этом) должна выйти книга Л.А.Калинникова "Пушкин и Кант". На Форуме мне был задан вопрос, что же можно написать о Пушкине и Канте, какие эпохальные открытия мог сделать автор? Работу над книгой автор начал уже давно. Передо мной его монография "Кант в русской философской культуре", где есть глава "Проблемы эстетики и философии искусства" . Вот то немногое, что туда входит: - Теория гения в эстетикек Канта и "Моцарт и Сальери" Пушкина - Кант и Пушкин: конфликт с философией Просвещения - Кант о свойствах гения и анти-герой Сальери в трагедии - Пушкин, Кант и романтизм. На этом остановлюсь. Продолжение будет, если только это всем интересно.
Лепорелла: троцкАй? (этохто? ) понял -- Вы с Фёдором нашим Михаиловичем!.. или всё-таки ... с "Идиотом"? ещё раз, пожалуйста, УТОЧНИТЕ (уже без Сократа)
marta: Не, не тот. Это которого Меркадер того-сь...
Лепорелла: оксись, Марта!.. дети услухают ... того-сь...
marta: Страх-та кокой.... Фсио-фсио-фсио
Лепорелла: ФИО МеркАдора Вашего, на всякий - оставьте ... вдруг?!
marta: Кажется, Рамон. Но книги нет, чтобы проверить.
Лепорелла: нуификсним
marta: Точно. Пока!
Арина Родионовна: Троцкого же не за дар говорения не пощадили, как мне кажется…А потом, будь Троцкий у власти в Стране Советов, было бы не лучше…А, возможно, даже хуже. Он красноречиво говорил, но ЧТО!!! Так что с бедным Адальбертом, мучеником, я бы его побоялась сравнить.
Лепорелла: аhхипhавино! скоко hаз Ьюдавыдочу hовоhи, пhедупhеhда, афтомат пhедлаhа... Феиксэдмундыч! яж проси 500, а Вы всеhо 150 hавнюхофф!! моhет Вам их hако!!! ... нет, Вы токо посушайте: "Нечеловеческая музыка ... плакать хочется ..." а еще Hоhий называтся ... Наденька ... подавай чай, мы с Инессой сейчас ... да-да, в гостиную
Лепорелла: « ...После берлинского посещения более чем политический союз, теснейшая дружба связывала императора Александра с королем прусским. По обыкновению своему, Наполеон уступил последнему не принадлежащий ему, ЧУЖОЙ Гановер; но вместе с тем, основав германский союз под именем Рейнского и объявив себя его главою, совершенно отделил, выгородил Пруссию от Германии. После того, с одной стороны, подавала ей Франция всевозможные поводы к неудовольствиям, а с другой – Россия всячески возбуждала ее к войне. Имея двести пятьдесят тысяч человек прекраснейшей армии и позади себя сильно вооружающуюся Россию, она не замедлила объявить ее. С восторгом получили сие известие в Петербурге. Материальные силы Пруссии были огромные, великий порядок в финансах, войско свежее, славно выученное; нравственных же сил, кроме памяти о победах великого Фридериха и энтузиазма к смелой, доброй, прекрасной королеве, в сем составном государстве никаких не было. Основатель его великого значения в Европе был и первым его развратителем: сражаясь с французами, побеждая их и ругаясь над ними, он у них же перенимал все то, что их древнюю монархию вело к разрушению. Во всю мирную половину своего царствования старался он офранцузить подданных своих полуварваров и трудился над истреблением между ними религии, следственно, и нравственности. Распутный и малодушный его преемник, с фанфаронским манифестом послав старого полководца, герцога Брауншвейгского, сам гордо ополчился было против революции, но от Вердена скорее давай Бог ноги. Тотчас потом признал он республику, стал жить в добром согласии с террористами и расстригу Сиеса (одного из деятелей французской революции] имел при себе от них посланником. При обоих Вильгельмах, старом и молодом, Пруссия, забившись в северный угол, всегда смеялась тщетным и благородным усилиям соперницы, некогда госпожи своей Австрии, и никогда не хотела подать ей руку помощи. Неверие и несчастие между тем свободно распространялись по земле, устроенной и возвеличенной безбожным царем; червь безнравственности все точил молодое, быстро растущее дерево; что удивительного, если один громовой удар сломил его? У нас забыли про постыдный поход Вильгельма II и ожидали Росбаха. В начале октября, вместо Росбаха, была Иена. Нет, столь счастливого, столь блестящего похода никогда еще Наполеон не делал: лишь коснется крепости, она падает перед ним без защиты; лишь настигнет бегущий корпус, хватает его руками. От стыда Пруссии покраснели наши щеки; каждое ее поражение, как кинжалом, ударяло нас в сердце: они не знают того, неблагодарные, нынешние наши ненавистники, как все русские в душе своей тогда побратались с ними. Уже не за Аустерлиц, а за чуждую нашей чести Иену кричали все отмщение. Между тем дело шло не на шутку. В первый раз еще французы начали близиться к нашим границам; они были уже в Мазовии, то есть бывшей Польше, и ненавистью к нам ее жителей против нас усиливались. Все полагали, что Пруссия по крайней мере несколько месяцев постоит за себя, а мы в это время успеем собрать все силы, чтобы с нею довершить поражение злодеев или, в случае дурного успеха, прийти к ней на помощь. Но Наполеон так скоро с нею разделался, что, можно сказать, застал нас врасплох, до того, что главного не успели мы сделать – выбора надежного предводителя армии. О старике Кутузове слышать не хотели: он провинился тем, что молодые генерал-адъютанты назло ему проиграли аустерлицкое сражение. Итак, в оставленном Екатериною богатом славою магазине надобно было отыскать другое орудие для защиты отечества: послали наскоро в орловскую деревню за старым фельдмаршалом графом Каменским... ...В этом печальном ноябре, несмотря на многочисленную армию, которая прикрывала наши границы, увидели необходимость подумать, в случае неприятельского вторжения, и о защите внутренних областей наших. И для того 30 числа издан указ, коим сзываются к оружию отставные воинские чины и разных сословий люди, и из них, в виде резервной армии, учреждается милиция или земское войско, разделенное на семь округов. В одно утро, к удивлению моему, прислал за мною Сперанский, которого я уже давно не видал (каждый год доступ делался к нему затруднительнее), но меня тотчас пустили. Он с злою улыбкой предложил мне вступить в милицию, из чего заключил я, что он смеется над нею и надо мной; мне было досадно, и я отвечал ему, что если б чувствовал собственное побуждение к тому, то стал бы его о том просить, не дожидаясь его предложения. Может быть, это было причиною, что я не надел тогда полувоенного мундира. Между тем Наполеон все подвигался. Данциг и крепость Грауденц не сдались ему, но не могли остановить его на Висле: жалкие остатки прусской армии примкнули к русскому корпусу Беннигсена. Все с нетерпением и беспокойством ожидали известий из армии. Накануне Рождества их получили. Они были тревожны и утешительны вместе. Граф Каменский, последний меч Екатерины, видно, слишком долго лежал в ножнах и оттого позаржавел. Геморроидальные ли припадки, старость ли, или (следствие обоих) страх подействовали на него, только он вдруг лишился рассудка. Едва успел принять он начальство над армией, как внезапно отказался от него, накануне первого сражения с Наполеоном, и написал неблагопристойное, сумасбродное письмо к государю . Старший по нем, Беннигсен, сам собою принужден был вступить в звание главнокомандующего и 14 декабря (памятное число) при Пултуске одержал победу над французами. Так по крайней мере доносил он о том, и так все в Петербурге тогда о том подумали. Нет нужды говорить, что после того он утвержден главнокомандующим армией. Этот человек был в числе заговорщиков 12 марта [убийство Павла Первого], не любим был двором и не смел показываться в Петербурге, как вдруг сама судьба вручила ему спасение государства. Но в надежных ли оно было руках? Известны были его искусство и храбрость, равно как и кротость, за которую любили его офицеры и солдаты; но она же могла произвести ослабление в дисциплине, что пагубно для армии в военное время. Загадочная Пултусская победа, по-видимому, оставалась без результата; действия, однако же, продолжались, но они скорее похожи были на маневры, чем на битвы. Теснимый Наполеоном Беннигсен пятился боком вправо и вступил наконец в настоящую Пруссию. Сия приморская земля, подобно нашим Курляндии и Лифляндии, отхвачена немцами у славян и обитаема племенами, обоим народам чуждыми. Сделавшись добычею тевтонических рыцарей, жители как Пруссии, так и Ливонии приняли от них кровавое крещение, и города их названы немецкими именами. Как в той, так и в другой магистры ордена сделались независимыми владетельными герцогами. Но княжество Лифляндское вошло в бесчисленные титулы царя прусского; Пруссия же ближе к родимому краю дала свое имя всему из лоскутьев сшитому государству. Хорошо, что мы плохо тогда знали историю и географию и, читая в реляциях названия Морунгена, Ландсберга и другие, думали, что Беннигсен Бонапарта погнал назад в Германию. Это нас очень успокоивало... ...Наконец, в начале февраля 1807 года узнали мы о решительной победе над французами при Прейсиш-Эйлау, 27 января. Казалось, что только этого известия и ожидали: оно подало знак зимним увеселениям. Что ни говори французы, сражение это мы выиграли, и лучшим доказательством тому служит четырехмесячное после него бездействие Наполеона, который не очень любил отдыхать на лаврах. Напротив того, немец Беннигсен, отколотив исполина, сам изумленный чудом, совершенным не столько им, как русскими солдатами, уверенный в невозможности нового нападения со стороны неприятеля, захотел вкусить сладостное успокоение. По заочности судить трудно, особливо человеку, не принадлежащему к военному ремеслу; однако же все меня после уверяли, что Суворов и Кутузов так бы не поступили: не довольствуясь сим поражением, они бы заставили Наполеона не по сю сторону Вислы, а за Одером и, может быть, за Эльбой расположиться на зимних квартирах. Надобно отдать справедливость нашим немецким генералам, они великие мастера останавливать вовремя русское войско; после того Кнорринг и Дибич нашим храбрым ребятам не дали и взглянуть ни на Стекольной [Стокгольм], ни на Царьград, ни на Аршаву, куда они с такою жадностью рвались; у самых ворот злодеи умели удержать их стремление. Наступил второй период царствования императора Александра, когда все изменилось в нем и вокруг него, когда он должен был разорвать прежние союзы, удалить от себя прежних любимцев, когда, насильно влекомый Наполеоном, должен был он казаться идущим с ним рука об руку, когда притворство сделалось для него необходимостью и спасением. В том же году вступил я в законное совершеннолетие, кончилась первая моя юность, а ее только одну признавал я всегда за настоящую. Уже румянец начал спадать с моих щек, и густой, черный волос заступил место нежного пуха на подбородке моем; вошед в летние годы моей жизни, стал я сильнее любить, зато глубже и постояннее ненавидеть, чаще сердиться, реже смеяться, реже и плакать: все миновалось. Прости же, моя молодость, время дорогое, золотое, невозвратное, вечно памятное! Кто не жалел о тебе; но признаюсь, увы, кто более меня? Все истинные, сердечные радости знал я только с тобою. Благодарю тебя, молодость, за неоцененные дары твои, за друзей, коих дала ты мне и коих большая часть вместе с тобою от меня удалились, за нежные взоры, за бескорыстную, непритворную ко мне любовь, за которую тебе же я обязан, и которая вслед за тобою от меня скрылась. Благодарю за все, за все, даже за горести, тобою мне посланные и тобою же услажденные. »
marta: Троцкого же не за дар говорения не пощадили Я имела в виду дар убеждения. Не могу подобрать правильное слово: искусство распропагандировать, привлечь на свою сторону, увлечь своими идеями, своей философией. Вот о чём. Кто знает такие примеры?
Лепорелла: «своей философией. Вот о чём. Кто знает такие примеры?» -- это Вы о Канте или Платоне?
marta: Никого конкретно я не называю, потому что не могу привести такой пример.
Лепорелла: Сартр в 1968 (сами знаете где) "увлёк" студенческую и прочую молодёжь - до сих пор стёкла всталяют (шутка)
marta: Тогда вспомним и "Метрополь". Или это не то?
Лепорелла: в нашем "метрОполе" отличные ваши меренги! и прочая выпечка с тартинками а вот сбитые сливки и марципаны - это только в Вильнюсе ... в 1977 ... 8-14 января
marta: Вот про десерты я давно хотела поговорить, но только на другой ветке. Сами знаете. на какой. Там будет большой и, по-моему, смешной рассказ. Я его приберегала для 1 апреля. Молодец, Лепорелла, прям-таки прочёл мои мысли
Лепорелла: Лепорелла-молодец съел от Канта холодец
Сверчок: ...а потом немало от Спинозы сало, и от Гегеля филе съел он прямо на земле. А потом и говорит: "Где же русский наш пиит?"
полная версия страницы