Форум » Жизнь Пушкина » «Меж сыром Лимбургским живым» » Ответить
«Меж сыром Лимбургским живым»
Сверчок: Что ели во времена Пушкина? Какие самые известные гастрономы тогда были?
Арина Родионовна: Ой, а про кефир-то мне ответят, наконец-то, в этой ветке, раз в глупых вопросах не ответили...А?
Лепорелла: нет уж, тута умные вопросы будут, самые-самые важные, а со своими - "глупыми" - пожалуйте обратно, на кефирную тропу
Арина Родионовна: Фууууууууууууууууу! Какой вредный! Фуууууууууууууууууууууууууу!
Лепорелла: «Меж сыром Лимбургским живым» Кувшин с кефиром насытным.
marta: А несварение желудка "лечили" в те времена солёными груздями. Знаете об этом?
Светлана: Хотя рассказ об этом крыловском обеде я прочитала в книге «Былой Петербург. Екатерининский век», но как там было написано: «дело происходит в иную эпоху», а «крыловское всегдашнее актерство в быту, его отношение к еде словно к своеобразной молодецкой забаве (таким богатырские подвиги русских желудков повергали в оторопь и смертельно пугали умеренных в еде иноземцев), подобно прочим крыловским замашкам, были вынесены из времени его молодости.» Так что можно сказать, что действие в рассказе происходит в «пушкинское время» (и блюда также оттуда), а «крыловские замашки» из «века екатерининского». Вот такая «солянка» :) Итак, цитирую: «…обед в барском доме – даже в узком кругу – всегда был неким гастрономическим действом, порою театром одного актера-едока. Определенное понятие о такого рода застольных спектаклях можно почерпнуть из рассказа о том, как обедал Иван Андреевич Крылов. Фигурирующий в рассказе приятель Крылова, в чьем доме баснописец обедает, - ровесник Ивана Андреевича и режиссер обеденного игрища действительный статский советник Александр Михайлович Тургенев. «Обед Крылову» вспоминает жившая в доме Тургеневых гувернантка. В тот день на первое была подана уха с расстегаями, которыми обносили всех, но перед Иваном Андреевичем стояла глубокая тарелка с горою расстегаев. Он быстро с ними покончил и после третьей тарелки ухи обернулся к буфету. Хозяйский лакей Емельян твердо знал свою роль и торопливо поднес гостю большое общее блюдо, на котором еще оставался запас пирожков. Крылов за обедом говорил мало, подавал реплики только по ходу движения кулинарного сюжета. Первая относилась к кухарке Тургенева. Покончив с ухой и расстегаями, Крылов помянул их творца: - Александра-то Егоровна какова! Недаром в Москве жила: ведь у нас здесь такого расстегая никто не смастерит – и ни одной косточки! Так на всех парусах через проливы в Средиземное море и проскакивают. – Тут еще один выразительный жест: Иван Андреевич ударил себя ниже груди. – Уж вы, сударь мой, от меня ее поблагодарите. А про уху и говорить нечего – янтарный навар… Благородная старица! Вторая сцена обеденного представления открывалась явлением телячьих отбивных котлет огромного размера, еле помещавшихся на тарелке. Крылов осилил одну, затем другую, приостановился, окинул взором обедающих и, быстро посчитав в уме, потянулся за третьей. - Ишь, белоснежные какие! Точно в Белокаменной… Следующим явлением была громадная жареная индейка. - Жар-птица! – повторял Иван Андреевич, усердно жуя. – У самых уст любезный хруст… Ну и поджарила Александра Егоровна! Точно кожицу отдельно и индейку отдельно жарила. Искусница! Искусница!.. В компании с индейкой прибыли всякие соления и мочения – нежинские огурчики, брусника, морошка, сливы… - Моченое царство, Нептуново царство! – приветствовал их поэт и, будто вишни, глотал изрядной величины антоновки. Явлением индейки оканчивался первый акт званого обеда, автором которого была хозяйская кухарка. Сочинителем второго действия был повар Английского клуба, художник в своем деле и запойный пьяница Федосеич. На этот раз накануне заветного дня он появился в барском доме с шестью фунтами свежайшего сливочного масла, гусиными печенками и трюфелями, долго протирал и перетирал, колдовал над плитой. И сотворил кулинарное чудо – несравненный страсбургский пирог. Горою сложенный на блюде, украшенный зеленью и прозрачным желе, он обозначал собою кульминацию гастрономической драмы – борьбы ограниченных возможностей даже и богатырской утробы с безмерностью застольных соблазнов. При виде пирога Крылов, хотя и ожидал обычного в таких случаях сюрприза, изобразил на лице горестное изумление и с истинно трагическим пафосом промолвил, обращаясь к хозяину дома: - Друг милый и давнишний, Александр Михайлович, зачем предательство это? Ведь узнаю Федосеича руку! Как было по дружбе не предупредить? А теперь что? Все места заняты… - Найдется у вас еще местечко, - возражал искуситель. - Место-то найдется, но какое? Первые ряды все заняты, партер весь, бель-этаж и все ярусы тоже. Один раек остался… Федосеича в раек, - сокрушался великий комик обеденного театра, - ведь это грешно!.. - Ничего, ничего, помаленьку в партер снизойдет. - Разве что так… И Крылов накладывал себе тарелку горою. За этой первой горой таяла и вторая. Наконец, утомленный неравной борьбой, едок опускал вилку. Тут-то и разыгрался неожиданный финал. На стол было подано сладкое – тоже творение Федосеича – гурьевская каша на каймаке. - Ну что же, найдется еще местечко? – с деланным беспокойством спрашивал хозяин. - Для Федосеича трудов всегда найдется, - с внезапной бодростью отвечал Крылов. – А если бы и не нашлось, то и в проходе постоять можно… Из-за стола Иван Андреевич выходил победителем, геройски преодолевшим великие испытания, выпавшие на долю его желудка."
Лепорелла: вот про этот народ Суворов и говорил: "Пока «гурьевская каша на каймаке» на дессерт в обед Федосеичем подаётся, наш солдат - неп...обед...им ... однако!" (кстати, Марта, как у вас там с каймаком? )
marta: Каймак - никак. Знаю, что это такое, но знали ли его современники Пушкина? Светлана, спасибо за Крылова. Я опять о нём. Однажды он был приглашен на обед к императрице Марии Федоровне в Павловске. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда. "Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, - шепнул ему Жуковский, - дай императрице возможность попотчевать тебя". "Ну а как не попотчует?" - отвечал Крылов и продолжал накладывать себе на тарелку.
Лепорелла: «"Ну а как не попотчует?" - отвечал Крылов и продолжал накладывать себе на тарелку.» про каймак татары-башкиры всё давным-давно знают
marta: Да и я-то знаю про каймак давно, но это не поможет. Скажи, Лепорелла, тысячу раз слово "сладко", во рту слаще не будет. Вот лучше приведу-ка я рецепт не каймака, а того десерта, что был самым знаменитым в пушкинское время. В следующий раз. А сейчас вернусь к "обещанным" груздям. "В письмах известного поэта ХУ111 века и столь же известного обжоры Ю.А.Нелединского-Мелецкого, относящихся к 1820 году, можно найти следующие строки:"Третьего дни, пред обедом у Архаровой, чувствовал расстройство желудка, но тут же вспомнил, что на Щукином дворе, как я слышал, отменные грузди; только что ей сказал, - в ту же минуту она послала за ними верхом, и грузди послпели к говядине! Я принял порцию в шести груздях состоящую, и с тех пор свет увидел". Не правда ли, своеобразное средство от несварения желудка! В другом месте читаем: "Обедал вчера у Архаровой, которая надселась, кричавши мне в ухо. Однако же, несмотря на это, звала и завтра на рубцы: у ней рубцы и потрох готовят как нигде!" Интересен глагол "надселась". Я встретила его в одном из писем Батюшкова , где он описывает, как они "надселись" от смеха. А потрох и рубцы, так любимые вышеупомянутым героем, сегодня составляют основу знаменитого польского супа "фляки". У нас ныне они совсем забыты. Кто же будет это готовить? В "Обломове" Лизавета за ними бегала на рынок, чтобы приготовить любимый суп хозяина. Вы пробовали рубцы и потрох?
Лепорелла: «Вот лучше приведу-ка я рецепт не каймака, а того десерта, что был самым знаменитым в пушкинское время.» - ой, как хочется попробовать! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «В следующий раз.» - облом! н-е-е-ет и про фляги - первый раз слышу
marta: Калининградские мужики специально получают визу в Генконсульстве Польши, чтобы съездить в Польшу и поесть фляков. Одного я знаю точно. Вернее, нет, даже двоих. А уж водители /особенно дальнобойщики/ только затем и берут командировки в Польшу и далее, на запад, чтобы похлебать этот чудесный суп. Я же, как и многие другие дамы, есть фляки не могу. Но терплю, когда другие рядом уписывают их /фляки/ так, что за ушами трещит. Повторюсь, что ранее на Руси это блюдо было известно и почитаемо. И в пушкинское время тоже. Сейчас же его не готовят даже на селе, где держат своё хозяйство и где ничего не выбрасывается: слишком трудоёмкое блюдо. Как бы я накормила эту собачку! Но про десерт всё же завтра.
marta: Один из самых больших гурманов пушкинского времени - граф Гурьев /гурьевская каша!/ (его дочь вышла замуж за Нессельроде, министра иностранных дел Российской империи). Нессельроде и сам был не прочь вкусно поесть и толк в этом понимал. Всюду говорили о его пирожном "бомба а ля Нессельроде" (пирожное из горячего шоколадного теста, внутри которого мороженое, или наоборот, оболочка из мороженого, а внутри - горчий шоколад /может, кто уточнит?/). Но ещё более знаменитым его десертом был пудинг, также носивший его имя: пудинг Нессельроде. Вот рецепт из журнала «Домовой», 2000, № 7 получается не то, чтобы невкусно, а очень уж обыкновенно, ничего неожиданного Пудинг Нессельроде (4 порции) 80 г сахара 200 г трёхслойного мороженого (клубника, мята, ваниль) по 80 г мандаринов, орехов, вишнёвого соуса и массы «тичино» 40 г горького шоколада 40 мл коньяка несколько листиков мяты перечной немного взбитых сливок из баллона Из сахара, муки и яиц испечь бисквит. Выложить его на тарелку, промочить коньяком и посыпать орехами. Сверху положить мороженое, украсить сливками, дольками мандарина, тёртым шоколадом и полить вишнёвым соусом. Тарелку украсить листиками мяты и цветами, вылепленными из массы «тичино».
Лепорелла: «Пудинг Нессельроде ... массы «тичино» ... 40 мл коньяка ... тарелку, промочить коньяком и посыпать орехами ... Тарелку украсить листиками мяты и цветами, вылепленными из массы «тичино».» - эдрасьте, а кто нам лекцию вчерась читал о вреде табака и коньяка?
marta: Это Нессельрод! Я же говорю, что невкусно.
marta: По Похлёбкину Пушкинский обед (не ресторанный, а домашний, к-й он мог бы съесть в собственной усадьбе или в гостях у Вяземского): Закуски Осетрина (отварная, или заливная, или горячего или холодного копчения) Телятина холодная с огурцом солёным Водка: Московская, лимонная, тминная Хлеб: чёрный ржаной, белый кислый (домашний) Первое Зимой - щи суточные с кислой капустой Летом - щи свежие ленивые Второе Гусь с капустой тушеный Пожарские коктлеты (куриные) Грибы жареные в сметане Вино: красное кахетинское или бордо Третье Чай с ромом Варенье (клубничное, земляничной, малиновое) Авторитет Похлёбкина для меня не пререкаем. Но где же любимая морошка? Можно было бы на этом остановиться, но позвольте ещё одну фразу из Теккерея (вычитала в книге А.Гениса): "Здоровый человек с благородным складом ума наслаждается описанием хорошего обеда не меньше, чем самой трапезой" Согласны?
Лепорелла: «садист ваш Генис вот шо скажу кость бросить жалко жадина-говядина»
marta: Но ведь интересно, правда? Да и не он это сказал, а Теккерей. Есть ещё более "милые" садисты в этой области. Надо будет "подарить". Одна беда: у меня всё подходит к двум темам сразу: к Кёнигу и к "Меж сыром...". Может, "еду" всё-таки сюда, чтобы не перегружать Кёниг?
Лепорелла: «да хоть куда дайте уже пож...евать чего люди добрыя»
marta: Как бы я накормила и эту собачку тоже! Совсем ведь худенькая... Но что я могу? Только вивртуально: "На, собачка, покушай! Вот тебе еда". И при это виртуально посвистеть, подзывая-приглашая собачку.
полная версия страницы